Элизабет Виже-Лебрен — живописец высшей власти

Имя Элизабет Виже-Лебрен, сегодня известно немногим, хотя послe Рубенса более плодовитого художника в истории живописи не было. Она написала более 600 портретов королей, королев и влиятельных особ конца ХVIII — начала ХIХ века, в том числе и российских. Только чудом живописи Элизабет Виже-Лебрен, да и ее самой не коснулась та кровавая эпоха войн и революций, в которой ей довелось жить.

Казалось, родившейся в 1755 году Мари-Луиз-Элизабет Виже суждена счастливая жизнь. Ее окружал Париж «галантного века» — столица моды, роскоши и развлечений, где творческому человеку было легче преуспеть и прославиться, чем в любом другом городе мира.

Примером тому был ее отец Луи Виже, сын простого обойщика, ставший известным портретистом. Девочка запомнила его добрым, веселым и чрезвычайно рассеянным. Однажды, собираясь на званый ужин, он вместо шляпы натянул ночной колпак.

[box] В его доме часто собирались гости — с раннего детства Элизабет довелось видеть и слышать Вольтера, Дидро, художника Греза, великого актера Тальма.[/box]

Мать, Жанна Мессен, не одобряла этих шумных посиделок, воспитывая дочь и ее младшего брата Этьена в строгости и благочестии. В шесть лет Элизабет отдали в католический пансион, где ею были недовольны — на уроках она рассеянно глядела в окно и рисовала в тетрадке все, что приходило в голову. Мать ругала ее, а отец был доволен: дочка унаследовала его талант!

В восемь лет она так похоже нарисовала зашедшего к ним с товаром булочника, что Луи твердо решил сделать из нее художницу. Неважно, что эта профессия считалась мужской — все больше француженок брали в свои нежные ручки кисть: кто ради моды, а кто и для заработка.

Отец забрал Элизабет из пансиона и стал давать ей уроки мастерства. Но продлилось это недолго: тяжелая болезнь унесла месье Виже в могилу, когда его дочери было всего двенадцать.

Накоплений у семьи не осталось, и мать поспешила снова выйти замуж. Ее избранником стал придворный ювелир Лесевр, человек богатый, но чрезвычайно скупой. Даже самую скромную сумму Элизабет приходилось у него выпрашивать — а ей нужны были не только наряды и украшения, как всякой девушке, но и краски с холстами.

Вдобавок отчим не желал тратить деньги на такое «баловство», как занятия живописью. Друзья покойного отца Бриар и Дуайен согласились учить Элизабет бесплатно, а потом начали пристраивать ее работы на выставки. Скоро она уже рисовала вполне профессионально, а вдобавок ярко и празднично — ее картины как будто излучали свет.

Молва о «чудо-ребенке» облетела Париж, вельможи и их жены засыпали девочку заказами. Скоро на пороге ее дома появился королевский чиновник: пятнадцатилетняя художница не имела патента, поэтому на дверь ее мастерской торжественно навесили сургучную печать. Элизабет пришлось перебраться с мольбертом на чердак.

Теперь ювелир не возражал против увлечения падчерицы, неожиданно оказавшегося доходным, тем более когда она в 19 лет стала самым молодым членом Академии живописи. Он часто наблюдал за ее работой, не упуская случая поощрительно потрепать подросшую девушку по щечке или приобнять за талию.

К тому времени Элизабет, прежде тощая и нескладная, превратилась в настоящую красавицу: прекрасная фигура, круглое румяное лицо, каштановые кудри, которые она вопреки моде не желала прятать под париком.

Заигрывания пожилого отчима были ей противны, хотелось избавиться от его надоевшей опеки и уехать в другие страны, к новым впечатлениям, богатству, славе.

Это можно было сделать, только выйдя замуж, что Элизабет и сделала, едва достигнув совершеннолетия. Ее избранником стал Жан-Батист Пьер Лебрен, посредственный художник, больше преуспевший в роли торговца картинами.

Нет, она не влюбилась в него — скорее, почувствовала душевную близость с этим немолодым человеком, обожавшим живопись и путешествия.

При этом он был слабоволен, охотно поддаваясь любому пороку, будь то вино, женщины или карточная игра. Знакомые предостерегали Элизабет, а ювелир Эбер проворчал: «Лучше тебе повесить жернов на шею и прыгнуть в Сену, чем обвенчаться с Лебреном». Она ничего не слушала: главное — вырваться из родительского дома, а там посмотрим…

В 1776 году они обвенчались — тайно, ничего не сказав родителям девушки. Свадебным путешествием стала долгая поездка в Нидерланды, где Элизабет, носившая теперь фамилию Виже-Лебрен, не только любовалась сокровищами местных музеев, но и писала портреты местных богачей и даже будущего короля Виллема I.

По возвращении она пережила самое счастливое событие в своей личной жизни — рождение дочери Жюли.

Вопреки тогдашнему обычаю, она старалась проводить с ребенком как можно больше времени, без устали рисовала ее и себя вместе с ней. Девочка, миловидная и ласковая как котенок, дарила ей то душевное тепло, которого она не видела ни в семье, ни в доме мужа.

Как только Элизабет стала получать за картины приличную плату, Лебрен бросил работу. Да, заказами ее обеспечили его связи, но ведь это она стояла за мольбертом по 10-12 часов в день, пока он проводил время в кабаках и игорных домах!

Жан-Батист называл ее своей Галатеей, но в кругу собутыльников употреблял другой эпитет — «дойная корова». Отношения супругов становились все более прохладными, и после пяти лет брака Виже-Лебрен с дочкой поселилась отдельно.

К тому времени она стала любимицей парижской знати, обойдя по популярности своих наставников. Вычурные изломы рококо уступили место сельской простоте в духе Руссо, и картины Виже-Лебрен с их здоровой красотой «попали в струю».

Написав портреты нескольких министров, она удостоилась приглашения от самой Марии Антуанетты. Молодая королева, ровесница Элизабет, обожала развлечения и новые знакомства, и художница стала ее очередной игрушкой.

Став личной портретисткой Антуанетты, она изображала свою покровительницу в самых разных обличьях, а кроме того играла с ней в четыре руки на клавесине, путешествовала и чуть ли не спала в одной постели. В то время это не считалось чем-то неприличным, но молва поспешила обвинить их в порочной связи.

Анонимные памфлеты изображали весь Версаль царством порока, а королеву — новой Мессалиной, хотя она свято хранила верность мужу Людовику XVI.

В своих мемуарах Виже-Лебрен с восхищением отзывалась не только о красоте коронованной подруги, но и о ее моральных качествах. Впрочем, она, в отличие от многих современников, хвалила почти всех, с кем ей доводилось общаться.

Конечно, ей можно поставить в вину использование дружбы с королевой в личных целях. В 1783 году Элизабет стала академиком Королевской академии художеств, что дало ей возможность продать многие работы Версальскому дворцу.

Коллеги-завистники негодовали; особенно старалась некая Аделаида Лабиль-Гийяр, считавшая, что Виже-Лебрен нахально отобрала у нее место лучшей художницы Франции. Ее стараниями по Парижу распространялись сплетни о романе Элизабет с министром финансов графом Калонном.

В 1789 году была предана гласности фальшивая переписка любовников, в которой они всячески издевались над королевской семьей. В результате скандала Калонну пришлось покинуть свой пост, а Мария Антуанетта отказалась видеть свою любимицу. Пока художница страдала от людского коварства, восставшие парижане взяли штурмом Бастилию.

Поначалу революция не слишком напугала Элизабет, но ей до боли хотелось развеяться где-нибудь в далеких краях, и она приняла приглашение французского посла в Риме посетить достопримечательности Вечного города.

В день, когда она пересекла границу, толпа захватила в Версале короля и королеву. Виже-Лебрен больше никогда не увидела свою покровительницу, сложившую голову на гильотине, а ее заграничное турне затянулось на долгих 12 лет.

Из Рима художница отправилась в Неаполь, где в нее влюбился английский граф Бристоль. Он заказал ей свой портрет, а потом попытался купить и художницу. Элизабет отшутилась — похоже, она так и осталась равнодушна к мужской любви. Устав от итальянских красот, она собиралась вернуться домой, но узнала, что ее имя внесено в списки контр-революционеров, которые в случае появления во Франции подлежали аресту и суду.

Муж, оставшийся в Париже, ничего не сделал для ее оправдания, зато регулярно просил у нее денег. В конце концов она возмутилась: «Продавая картины, я заработала миллион, а за границу уехала с двадцатью франками в кармане — все остальное он проиграл!»

Столкнувшись с отказом прежде покорной жены, Лебрен подал на развод и тут же женился на молоденькой любовнице. А Элизабет отправилась через Вену в Петербург, где осели многие французские эмигранты.

В июле 1795 года она прибыла в русскую столицу. Россия, где ей предстояло провести целых шесть лет, сразу произвела на нее большое впечатление. Верная своей привычке находить в людях хорошее, она писала в мемуарах:

«Простые люди в России добросердечны, но ведут себя с достоинством. Я никогда не видела здесь пьяных… Большинство русских питаются картошкой с хлебом и чесноком, поэтому ужасно воняют, хотя каждую субботу ходят в баню. Они умны и сообразительны, легко учатся все ремеслам и даже добиваются успехов в искусстве… Русский народ в целом честен и порядочен по натуре. В Петербурге или Москве не знают не только тяжких преступлений, но и воровства. Эта особенность удивительна для людей, едва вышедших за грань варварства, и многие приписывают ее влиянию крепостного права. Я же более склонна объяснять ее крайней религиозностью русских».

Подобные пассажи говорят об одном: с русским народом мадам Виже-Лебрен не общалась. Ей вполне хватало представителей аристократии, среди которых она завела много друзей.

Она с восторгом писала об «открытых обедах», на которые русские аристократы приглашали всех желающих: это позволяло небогатому иностранцу месяцами не тратиться на еду. Среди ее новых знакомых были граф Александр Строганов, ученый и меценат, и молодая княгиня Екатерина Долгорукая, которую Элизабет назвала «женщиной с самой идеальной фигурой из всех, виденных мной».

Другой подругой художницы стала жена царевича Александра Елизавета Алексеевна. Общение с «молодым двором» вызвало ревность стареющей императрицы Екатерины II, подогретую ее фаворитом Платоном Зубовым. Как-то он насплетничал ей: «Вот, государыня, у госпожи Лебрен тоже свой двор, к ней побольше народу ездит, чем к вам…»

После таких слов Екатерина приняла иностранку с холодной вежливостью и позаботилась скорее удалить ее из Царского Села. Виже-Лебрен писала: «Она, похоже, не могла понять, что люди посещают художника, чтобы позировать ему».

К ней и правда выстроилась очередь знатнейших русских вельмож: Строгановы, Куракины, Трубецкие. Особенно тесно она общалась с последним польским королем Станиславом Понятовским, жившим в изгнании в Петербурге. Он так часто приезжал к ней, что однажды она, занятая с другим заказчиком, не выдержала: «Скажите ему, что меня нет дома!» Услышав эту фразу, король в негодовании уехал, но потом простил художницу.

Однажды она заметила, что он плохо выглядит, и посоветовала ему поберечь здоровье. «Ах, бросьте!» — отмахнулся Понятовский и потянулся к бокалу с шампанским, до которого был большим охотником. На другой день с ним случился апоплексический удар. Конечно, Виже-Лебрен приписывали роман и с ним, но она держалась стойко: «Мы просто друзья».

Скрывая свои сердечные увлечения, Элизабет заботилась прежде всего о репутации обожаемой дочери — ничто не должно помешать удачному замужеству Жюли! Но судьба сыграла с ней злую шутку: однажды дочка, которой уже исполнилось двадцать, сбежала из дома с нищим и безродным секретарем театрального комитета Гаэтаном Нигрисом.

Художница собиралась заявить в полицию, но потом вспомнила, что когда-то сама поступила также, и простила молодых. Теперь ее расходы возросли вдвое — пришлось содержать не только дочь, но и зятя. Сменивший Екатерину Павел I посулил Элизбет большую сумму за написание громадной панорамы Москвы с Воробьевых гор.

Художница никогда не писала таких больших полотен, да и вообще пейзажи ей не слишком удавались, но она храбро взялась за работу. Окончить ее не удалось — Павел был убит заговорщиками, на трон взошел Александр. «Я никогда не поверю участию императора в таком ужасном деле, как убийство отца!» — писала она, опять думая о людях лучше, чем они есть.

В 1802 году она решила вернуться на родину, где к власти пришел Наполеон. По дороге домой в Берлине она остановилась у прусского короля Фридриха Вильгельма, заказавшего ей портрет и в благодарность за него сделавшего ее членом очередной Академии (всего она была членом восьми академий, включая Российскую Академию художеств).

В Париже прием был более прохладным: император не жаловал гостью из враждебной России, позабывшие ее «столпы общества» не спешили заказывать портреты. Вдобавок муж прибрал к рукам ее дом, где и разместился с новой семьей.

Помыкавшись без денег, Виже-Лебрен снова уехала за границу — на этот раз в Англию. Эта страна, в отличие от прочих, не очень понравилась ей. Она похвалила богатство английских музеев и вкусный чай, но отрицательно отозвалась о грубости англичан, грязи лондонских улиц и отвратительном климате.

Тем не менее заказов у нее было достаточно, и в Париж она вернулась только семь лет спустя.

К тому времени Наполеон уже стал императором и начал вместе со своими придворными окружать себя роскошью.

Вспомнив про Элизабет, он лично пригласил ее в Париж и поселил в загородном дворце Марли.

Художнице уже перевалило за пятьдесят, и она не могла работать также активно, как прежде, но создала еще немало портретов — среди ее моделей были сестра Наполеона Каролина и знаменитая мадам де Сталь, рисовать которую она специально ездила в Швейцарию.

Последней ее работой стал портрет некоей мадам де Ривьер, написанный в 1822 году.

[box type=»info»] В мемуарах она дотошно перечислила свои произведения: 662 портрета, 200 пейзажей и 15 картин исторического содержания. Мало кто из живописцев со времен Рубенса мог похвастаться такой плодовитостью.[/box]

Ее медленное угасание было долгим и печальным. Картины принесли ей маленькое имение недалеко от столицы, куда по-прежнему приезжали гости — уже не позировать, а послушать воспоминания хозяйки о казавшемся уже древней историей «галантном веке». Там же поселились вернувшиеся из России дочь с зятем.

Заходил в гости Этьен, ставший известным актером. Приезжал и бывший муж — Элизабет по доброте простила его и даже заплатила его немалые долги, получив взамен родительский дом в Париже на улице Сен-Мари-Роз. В1813 году Лебрен умер, а шесть лет спустя художницу покинул самый дорогой человек — Жюли. Чтобы постоянно навещать ее могилу, Элизабет перебралась в столицу.

Кругом бурлила жизнь, одна революция следовала за другой, а высокой старухе, закутанной в черную шаль, не было до этого никакого дела. Ее маршруты были неизменными: церковь, кладбище, пара-тройка торговцев картинами.

А потом — домой, где ее окружали призраки прошлого, блестящие кавалеры и дамы. За ней ухаживала молодая служанка, которую она пыталась научить рисовать — но кисть так дрожала в ее руке, что уроки пришлось прекратить.

Ее утешали только визиты гостей из далекой России — там, в отличие от Франции, ее по-прежнему помнили и любили. Одна из русских гостей уговорила Виже-Лебрен написать мемуары, чтобы драгоценные детали прошлого не исчезли с ее смертью.

Художница взялась за дело также добросовестно, как прежде за создание картин. Объемистая книга вышла в свет в 1837 году и вызвала большой интерес читателей. Совсем недавно часть ее, касающаяся России, издана по-русски, и теперь все желающие могут убедиться, каким зорким, пытливым и, главное, доброжелательным наблюдателем была Элизабет.

Она умерла 30 марта 1842 года от атеросклероза. За гробом шли служанка, племянница и несколько пожилых поклонников ее творчества. Прошло еще немало лет, прежде чем Виже-Лебрен отвели достойное место в истории живописи. Но место в ряду тех, кто своим искусством внушал людям добрые чувства, оставалось за ней всегда.

Русский период художника Элизабет Виже-Лебрен — ВИДЕО

В Петербурге Элизабет Виже-Лебрен провела 6 лет с лета 1795 года, отлучившись отсюда только однажды на полгода в Москву. Следами ее пребывания в России остались многочисленные портреты, рассеянные теперь по императорским дворцам и аристократическим домам.

 

Нам будет приятно, если поделитесь с друзьями: